Тысяча благодарностей, Дживс - Страница 19

- Хоть убей, не понимаю, Дживс, - сказал я, потому что был настроен поразмышлять вслух, - почему люди спокойно относятся к тому, что кто-то совершенно незнакомый вламывается к ним в дом, даже не говоря при этом... как же это... На языке вертится...

- "Простите за вторжение", сэр?

- Ну да. Даже не говоря "Простите за вторжение", и указывает им, за кого голосовать. Мне это кажется бесцеремонным.

- Таков предвыборный обычай, сэр. А как сказал некогда один мудрец: "Обычай может примирить нас с чем угодно".

- Шекспир?

- Берк [Берк, Эдмунд (1729-1797) - английский публицист и философ], сэр. Это афоризм из его трактата о возвышенном и прекрасном. Думаю, что избиратели, успевшие за многие годы привыкнуть к предвыборной агитации, почувствовали бы себя разочарованными, если бы никто к ним не зашел.

- Значит, мы внесем свежую струю в их будничную жизнь?

- Приблизительно так, сэр.

- Что ж, возможно, вы правы. Вы когда-нибудь раньше агитировали на выборах?

- Один или два раза, сэр, до поступления к вам на службу.

- Какова была ваша тактика?

- Я излагал свои аргументы так кратко, как только мог, прощался со слушателями и удалялся.

- А предисловие?

- Сэр?

- Вы не выступали с какой-нибудь речью, прежде чем перейти к делу? Не ссылались на Берка, Шекспира или на поэта Бернса?

- Нет, сэр. Это могло бы вызвать раздражение.

Тут я с ним был не согласен. Мне казалось, что он на совершенно ложном пути и вряд ли возвратится из дома №2 со щитом. Избиратель, может, только того и ждет, чтобы ему рассказали, что слышно новенького про Берка и его трактат о возвышенном и прекрасном, а Дживс почему-то не хочет воспользоваться собственной ученостью. Я был не прочь напомнить Дживсу притчу о зарытых в землю талантах, которую я штудировал во время подготовки к выигранному мной школьному конкурсу на лучшее знание библейских текстов. Однако время шло, и я оставил эту мысль. Я просто сказал Дживсу, что, на мой взгляд, он ошибается. В предисловии, утверждал я, как раз вся соль. Оно должно, что называется, разбить лед недоверия. Нельзя же нагрянуть к совершенно незнакомому человеку и выпалить с бухты-барахты: "Привет. Надеюсь, что вы проголосуете за моего кандидата!" Гораздо лучше начать так: "Доброе утро, сэр. Я понял с первого взгляда, что вы человек высокой культуры, которого, может, хлебом не корми - только дай почитать Берка. Интересно, изучили ли вы его трактат о возвышенном и прекрасном?" Ну, а после такого предисловия можно перейти к делу.

- Тут надо найти подход, - сказал я. - Лично я целиком на стороне веселости и добродушия. Я собираюсь приветствовать своего домовладельца веселым восклицанием: "Салют, мистер Такой-то, салют", чтобы сразу расположить его к себе. Потом я расскажу ему анекдот. И только после этого подождав, конечно, пока он отсмеется, - перейду к делу. Уверен, меня ждет успех.

- Я в этом не сомневаюсь, сэр. Мне такой метод не подходит, но тут все дело в личной склонности.

- В психологии индивидуума?

- Совершенно верно, сэр. "Различны люди меж собой и их пристрастья".

- Берк?

- Чарльз Черчилл, сэр, поэт, творивший в начале восемнадцатого века. Это цитата из его "Послания уильяму Хогарту".

Мы остановились, потому что уже подошли к двери дома №1. Я нажал кнопку звонка.

- Решающая минута, Дживс, - сказал я со значительным видом.

- Да, сэр.

- Полный вперед.

- Слушаюсь, сэр.

- Бог в помощь вашей агитации.

- Спасибо, сэр.

- И моей.

- Да, сэр.

Он прошел вперед и поднялся на крыльцо дома №2, а я, стоя у закрытой двери, чувствовал себя так же, как когда-то в отрочестве в доме моего дяди-священника, готовясь выступить в велосипедных соревнованиях среди мальчиков-певчих, чей голос еще не начал ломаться к первому воскресенью января, - взволнованным, но полным решимости победить.

Пока я бегло повторял про себя анекдот, который собирался рассказать для затравки, дверь отворилась. Передо мной стояла горничная, и можете себя представить, как я обрадовался, признав в ней бывшую горничную тети Далии, работавшую в доме во время моего прошлого визита: читатели-ветераны помнят, как мы судачили с ней о коте Огастусе и его манере спать все дни напролет вместо того, чтобы шнырять по дому в поисках мышей.

Увидев знакомое лицо, я приободрился. Мой боевой дух, начавший было угасать с уходом Дживса, теперь получил сильное подкрепление и приблизился к норме. Я чувствовал, что даже если господин, к которому я пришел, спустит меня с лестницы, знакомая горничная проводит меня до дверей и скажет в утешение, что испытания посылаются нам для того, чтобы отвратить нас от всего суетного.

- Привет! - сказал я.

- Доброе утро, сэр.

- Вот мы и снова встретились.

- Да, сэр.

- Вы меня помните?

- Конечно, сэр.

- И вы не забыли Огастуса?

- Нет, сэр.

- Он все такой же соня. Сегодня утром мы завтракали вместе. Он бодрствовал из последних сил, пока расправлялся с порцией селедки, потом погрузился в безмятежный сон на краю кровати, свесив голову вниз. Значит, вы махнули рукой на свою карьеру у тети Далии. Очень жаль. Мы все будем скучать по вас. Вам здесь нравится?

- О да, сэр.

- Вот и отлично. А теперь к делу. Я пришел к вашему хозяину по одному важному вопросу. Что он за человек? Не слишком вспыльчивый? Надеюсь, не бросается на посетителей?

- Это не джентльмен, сэр, а леди. Миссис Мак-Коркадейл.

Эта новость значительно умерила мою эйфорию. Я рассчитывал, что, рассказав заготовленный анекдот, с налету завоюю симпатию слушателя и избегу таким образом неловкости первых минут, когда жертва насильственного посещения смотрит на вас в упор, как будто спрашивая, чему она обязана честью вашего визита, а теперь выяснялось, что анекдот мой останется нерассказанным. Я слышал эту пикантную историю от Китекэта Поттера-Перебрайта в "Клубе шалопаев"; ее духовная родина - курительная комната лондонского клуба или мужская уборная американского поезда, и никакими купюрами ее нельзя адаптировать для дамского слуха, в особенности для слуха дам, которым впору руководить комитетами по охране нравственности.