Тысяча благодарностей, Дживс - Страница 6

- Я имею виды на одну американку, с которой свел знакомство до отъезда из Лондона. Мы на двоих снимали квартиру с Литтлуортом по прозвищу Носач, который тогда писал роман, и она каждый день приходила ему помогать. Носач свои сочинения диктует, и он говорил, что она классная стенографистка и машинистка. У меня есть ее адрес, но, возможно, она уже там не живет. Съезжу после обеда проверю. Ее зовут Магнолия Гленденнон.

- Не может быть.

- Почему?

- Что за имя такое Магнолия!

- Нормальное имя для Южной Каролины, откуда она родом. В Америке в южных штатах этих Магнолий как собак нерезаных. Но я не кончил рассказывать про избрание в парламент. Прежде всего, конечно, твою кандидатуру должны выдвинуть.

- Как ты этого добился?

- Все устроила моя невеста. Она знакома с одним министром, и он пустил в ход свои связи. Его фамилия Филмер.

- А. Б. Филмер?

- Точно. Он твой приятель?

- Я бы так не сказал. Наше мимолетное знакомство произошло на крыше летнего домика, куда нас загнал один желчный лебедь. Опасность сблизила нас ненадолго, но закадычными друзьями мы не стали.

- Где это случилось?

- На острове посреди озера в имении моей тети Агаты в Стипл-Бампли. Ты ведь живешь в Стипл-Бампли и. наверно, бывал у нее.

Тут его посетила ошеломляющая догадка, как тех солдат, которые, по словам Дживса. переглядывались на какой-то Дарьенской вершине [Аллюзия на сонет Дж. Китса "Впервые прочитав Гомера в переводе Чапмена", в котором говорится о том, как завоеватель Мексики Кортес и его солдаты впервые увидели Тихий океан.].

- Леди Уорилдон твоя тетя?

- Самая что ни на есть.

- Она никогда об этом не говорила.

- И не скажет. Скорее она постарается это скрыть.

- Боже, значит, она твоя двоюродная сестра.

- Тетя! Нельзя быть тем и другим сразу.

- Я говорю про Флоренс. Флоренс Крэй, мою невесту.

Не скрою, новость потрясла меня, и если бы я не сидел, то, наверно бы, пошатнулся. Хотя чему тут удивляться. Флоренс принадлежит к тому сорту девиц, которые всегда найдут с кем обручиться: сперва она вверила себя Стилтону Чезрайту, потом мне и, наконец. Перси Горринджу, автору инсценировки ее романа "Морские брызги". Пьеса, кстати, недавно была показана публике в театре герцога Йоркского, но провалилась и была снята с репертуара в первую же субботу. Один критик заявил, что этот спектакль лучше смотрится при опушенном занавесе. Интересно, как Флоренс при ее самомнении перенесла все это?

- Ты обручился с Флоренс? - воскликнул я, все еще ошеломленный посетившей меня догадкой.

- Да. Ты не знал?

- Никто мне ничего не рассказывает. Значит, обручился с Флоренс. Ну-ну.

Менее деликатный человек, чем Бертрам Вустер, возможно, прибавил бы: "Попал ты в переплет" - или что-нибудь из той же оперы, поскольку не приходилось сомневаться, что дело этого несчастного плохо; но уж чего-чего, а деликатности Вустерам не занимать. Я только схватил его руку, потряс ее и пожелал ему счастья. Он поблагодарил меня.

- Тебе можно позавидовать, - сказал я лицемерно.

- Я сам себе завидую.

- Она очаровательная девушка, - продолжал я лицемерить.

- Вот именно.

- Умна к тому же.

- На редкость. Романы пишет.

- Один за другим.

- Ты читал "Морские брызги"?

- Просто из рук не выпускал, - соврал я: на самом деле я и не брал его в руки. - Ты видел пьесу?

- Дважды. Жаль, что она не пошла. Инсценировка Горринджа - детище глупца.

- Да, и непроходимого: я как первый раз его увидел, так сразу и раскусил.

- Жалко, что Флоренс не раскусила.

- Да. Кстати, какова судьба Горринджа? Когда я слышал о нем в последний раз, он был еще женихом Флоренс.

- Она разорвала помолвку.

- И очень мудро поступила. У него были длинные бакенбарды.

- Она считала его виновным в провале пьесы и прямо так ему и сказала.

- Да уж, она не из тех, кто смолчит.

- Что ты имеешь в виду?

- Что искренность, честность и прямодушие у нее в крови.

- Да, это правда.

- Она открыто высказывает свое мнение.

- Всегда.

- Прекрасное свойство.

- В высшей степени.

- Такая девушка, как Флоренс, никому спуску не даст.

- Точно.

Воцарилось молчание. Он сплетал и расплетал пальцы, и я чувствовал по каким-то признакам в его поведении, что он хотел бы что-то сказать, но не может решиться. Помню, такую же робость выказывал его преподобие Пинкер (он же Свинкер), когда собирался с духом, чтобы пригласить меня в Тотли-Тауэрс; или взять собак - они кладут вам лапу на колено и заглядывают в лицо, тихо, без всякого тявканья, но давая понять, что есть тема, на которую у них язык чешется высказаться.

- Берти, - произнес он наконец.

- Ау.

- Берти.

- Да.

- Берти.

- Да здесь я. Прости, но не в родстве ли ты с какой-нибудь испорченной граммофонной пластинкой? Может быть, ею была напугана твоя мать?

И тут слова полились потоком, как будто кто-то вынул затычку.

- Берти, я должен сказать тебе кое-что о Флоренс, хотя ты ее двоюродный брат и, наверно, все это и без меня прекрасно знаешь. Она чудесная девушка и, в общем, безупречная во всех отношениях, но у нее есть одна черта, довольно неудобная для тех, кто ее любит и помолвлен с ней. Не подумай, что я ее осуждаю.

- Что ты, что ты.

- Я говорю об этом так, между прочим.

- Конечно.

- Так вот, она не прощает поражений. Чтобы она не разочаровалась в тебе, ты должен выйти победителем. Она ведет себя, как сказочные принцессы, которые заставляли добрых молодцев исполнять желания: то заберись им на хрустальную гору, то добудь волосок из бороды татарского хана, а не справился - катись колбаской.